Варяг - Страница 72

– Все знают, что мы, словене, с челядью по-доброму обходимся! – запротестовал молодой кривич.– Ты б видел, что с полонянниками нурманы творят! Зато и нурманский полон – самый спокойный! – тут же сделал Теша неожиданный вывод.– Сколь челяди ни водили – от нурманских рабов никакого озорства.

– И много ты таких вот,– Духарев кивнул на понурую череду невольников,– в Киев водил?

– Да по четвертому разу уж! – не без гордости ответил Теша.

– А если тебя самого нурманы схватят и вот такому же, как Горазд, продадут? – осведомился Духарев.

– Того не будет! – твердо ответил Теша.

– Почему ты так думаешь?

– Перун не позволит. А если случится… – Теша малость помрачнел.– Нурманы воев в холопы не берут. Могут в ватажку свою, хирд, взять, если ты им почему-то полюбился, ну там бился крепко или некого за весло посадить. Но это редко бывает. Чаще если захватят воя или гридня живьем, то мучат до смерти. Так что, ежели что, нурманам в полон лучше не попадать. И своих не отдавать. Лучше их самому убить… – Тут обычно веселый Теша стал совсем мрачен. Вероятно, его мнение основывалось на фактах, а не общих предположениях.

Ночевала ватажка, как правило, на постоялых дворах, но иногда и в самом лесу. Шатров не ставили. Прогревали землю огнем и ночевали, завернувшись в шкуры. Челядь – по-овечьи сбившись в кучу, остальные – кому как нравится. Костры жгли всю ночь. Для тепла. Даже самая голодная волчья стая не рискнула бы напасть на такую толпу людей. Но, по требованию Устаха, кроме костровых выставляли и дозорных. Больше для порядка, чем по необходимости.

Беда пришла в одну из таких «лесных» ночей. Пришла не от природы, а от человека. Беда, в очередной раз круто изменившая жизнь Сереги Духарева.

Глава одиннадцатая Нурманы

Они вышли прямо к кострам. Четверо. Серега даже не успел удивиться, каким образом они обошли дозорного. Из темноты появились еще двое, волоча Тешу. Дотащили, бросили в освещенный огнем круг.

Кто-то из женщин сдавленно вскрикнул.

Теша, ударившись оземь, застонал, попытался ползти. Прямо в костер.

К нему подскочил Зубок, удержал.

Шестеро словно и не заметили этого. Рослые, самый высокий – с Духарева ростом. В полных бронях, с закинутыми за спину щитами. Мечи – у каждого. И сулицы. У двоих еще – боевые топоры, широкие, с «бородками».

– Нурманы… – прошептал Мыш.

Слада, всхлипнув, подалась назад, соскользнула с бревна и спряталась за спину Сереги.

Нурманы неторопливо приблизились. Один из них опустился на корточки у огня, снял рукавицу, содрал сосульки со светлых усов, бросил в пламя. Молча. Кривичи тоже молчали, поглядывали на Горазда.

Купец сделал знак: одна из молодых челядниц налила в чашу горячий сладкий медовый вар, поднесла тому, что присел на корточки. Тот, не обращая внимания, демонстративно глядел на огонь. Внезапно один из его спутников грубо схватил женщину, та вскрикнула, уронила чашу. Нурман грубо, спиной, притянул ее к себе, укусил за шею. Женщина вскрикнула, попыталась вырваться. Нурман захохотал, сдавил ее, укусил еще раз, затем отшвырнул в сугроб.

Серега увидел, как заходили желваки у сидящего справа от Горазда Устаха.

Но никто из кривичей опять ничего не сделал. И Серега тоже. Хотя ему очень хотелось.

Непонятки. Конечно, пришельцы в броне и при оружии, а Гораздовы – кто в чем есть. Но нурманов всего шестеро, а Гораздовых – почти два десятка. Втрое против нурманов. Чего ж эти вотановы ублюдки борзеют? И почему им позволяют борзеть?

– Мыш,– шепнул Духарев.– Мой меч.

«Учил же Рёрех меня, дурака: не клади оружие дальше протянутой руки!» – сердясь сам на себя, подумал Серега.

– Ты че, Серегей… – испуганным шепотом начал Мыш.

– Живо! – прошипел Духарев.

Мыш скатился с бревна и, пригибаясь, как будто ждал стрелы, кинулся к тюкам. Двое нурманов схватились за сулицы, но, разглядев, что это только мальчишка, остановились.

Их вожак все так же сидел у костра, глядел в пламя. Как будто вокруг – никого. На спину его поверх рыбьей чешуи доспеха была наброшена волчья шкура. Белая, с темной полосой по хребту.

Хищные глаза нурманов посверкивали в круглых прорезях шлемов.

Мыш подбежал, сунул Сереге меч в ножнах и сразу присел, прячась за Серегину широкую спину.

Нурманы это видели. Тут же один из чужаков – на нем тоже была волчья шкура, только не белая, а серая – обогнул костер и уселся на бревно рядом с Духаревым. Глянул на него нагло и вызывающе, ухмыльнулся. Воняло от нурмана, как от бомжа.

И сразу еще двое сошли с мест. Один быстрым движением выхватил нож, отмахнул от подвешенной кабаньей туши красную полоску, вытянул из-за пазухи мешочек с солью, сыпанул и стал жрать сырое мясо. Второй плюхнулся на бревно рядом с Зубковой женой, Неленей, скинул шлем, встряхнул спутанными волосами и вдруг ухватил Неленю за пшеничные косы, запрокидывая молодой женщине голову…

Зубок, вскрикнув, бросился к ней…

Нож нурмана, евшего мясо, свистнул в воздухе и ударил Зубка между лопаток. Брони на Зубке не было, и нож вошел почти на ладонь. Кривич споткнулся, широко раскрыл рот… Беззвучно, как рыба… И упал.

Над поляной прокатился дружный вздох.

Мгновением позже дико вскрикнула Неленя, нурман зажал ей ладонью рот и засмеялся, когда женщина попыталась укусить его ладонь.

– Зачем? – глухо произнес Горазд.

Предводитель отвернулся от огня – к Горазду. На нем был пластинчатый панцирь без рукавов и нашейника. Из-под панциря торчали рукава кольчужной рубахи.